«Я всегда отчаянно искал справедливости и много думал об этом»

20 января 2018, 11:01

Версия для печати

Tweet

Постановщик Cirque du Soleil, автор церемонии закрытия Олимпиады в Сочи Даниэле Финци Паска привез в Петербург шоу La Verita. О тюремном опыте, армии,истине, Чехове и Мольере режиссер поговорил с «Фонтанкой».

— Даниэле, в молодости у вас было два сильных эмоциональных опыта: работа в хосписе в Калькутте и тюремное заключение. В человеческом плане на вас это, наверняка, отразилось, а в плане искусства?

— Мне кажется, у всех есть такие опыты, которые иногда становятся определяющими. Маленькие драмы, спрятанные внутри наших жизней. Когда оказываешься на распутье, они подспудно подсказывают в какую сторону идти – направо, налево, прямо. А иногда выбор абсолютно бессознателен. Вы не понимаете, почему действуете именно так.

Что касается Индии, думаю, это путешествие было в контексте отношений и воспитания в нашей семье. Оно стало переходным этапом из подросткового возраста во взрослую жизнь. И, конечно, определило дальнейший ход событий. Тем более, Индия — страна, которая всем отличалась от моей, в том числе и образом жизни.

В армию я идти отказался и поэтому попал в тюрьму. Другие идут в армию. Думаю, как для одних, так и для других такой опыт оказывается важным.

Вообще я люблю рассказывать истории про обычных людей, а не про супергероев. Эти сюжеты касаются и меня, и это всегда очень простые вещи.

Фото: Пресс-служба Compania Finzi Pasca

— Это тюремное заключение стало импульсом для одного из ваших спектаклей — «Икар»?

Да, конечно! Заключение позволило задуматься о справедливости, об искуплении. О том, как следует наказывать или воспитывать. Темы эти, конечно, сложные и деликатные. Я всегда отчаянно искал справедливости и в тот момент очень много об этом думал. Ведь чем больше общество развито, тем оно способно быть более справедливым и понимает как нужно реагировать.

Справедливость необходимо искать, хотя это и очень непросто. Но — нужно. В тюрьме наблюдаешь удивительный срез человеческого общества. Среди заключенных есть люди фундаментально злые. И ты задаешься вопросом — почему они такие? Есть те, кто совершил одну ошибку — выпил много и попал в аварию, причинив ущерб, или кто-то по этой причине погиб. И ты спрашиваешь себя: как наказываются ошибки разного рода, что можно считать тяжким преступлением, а что более легким и так далее. Полагаю, если общество задумывается об этом, оно более здравомыслящее и объективное.

— Каждый понимает справедливость по-своему.

— Утописты XIX столетия говорили о небольших социальных структурах и сообществах. Когда речь идет о большой стране с большим количеством разных традиций — как можно уважать их все, например, анцестральные (унаследованные от предков — Прим. Ред.)? Изучение тюрем и в целом пенитенциарной системы в разных странах помогает больше понять, насколько общество здорово, разумно и развито.

Я оказался в Индии как раз тогда, когда СПИД официально объявили заболеванием. В штате Бенгалия в Калькутте, где я работал, поначалу, например, по необъяснимым для меня причинам говорили, что таких больных здесь нет. Их не признавали больными, а просто сажали в тюрьму. А есть страны, где арестовывают за идеи.

— Есть. И мы их знаем. Вы в Россию вы приезжаете регулярно и имеете возможность видеть, как меняется наша действительность, в том числе наблюдать за процессом над режиссером Кириллом Серебренниковым. Почему вы все-таки возвращаетесь? Что вами движет?

— Первый раз я приехал в Россию двадцать лет назад — на небольшой фестиваль в Пушкине, в Екатерининском дворце. Это была другая Россия по сравнению с сегодняшней. Петербург коммунальных квартир, город, где было сложно найти ресторан — они работали только для туристов. Многие вещи мы не могли обсуждать. Чувствовалось, что местные жители боялись открыто говорить.

На фестивале мы познакомились с артистами из Челябинска. Они привезли такой художественно-странный спектакль, словно с луны прилетели. Десять дней, проведенные здесь, были очень интенсивными. Тогда-то и возникло сильно чувство привязанности и любви к этой стране и публике. Я продолжаю сюда приезжать, чтобы встретиться с друзьями и со зрителями, которые обладают особенной чуткостью и чувствительностью. Мы, театральные люди, и сейчас можем продолжать поддерживать ту сеть, по которой распространяются искусство и поэзия.

— То есть для вас эмоциональная привязанность оказывается сильнее политических катаклизмов?

— Чехов отправился на Сахалин, чтобы увидеть страну. Он не вставал на какую-то позицию, а просто описывал увиденное и услышанное. Несмотря на то, что это были только тексты, мне кажется, он хоть немного, но поспособствовал изменениям в тюремной системе.

У меня нет возможности читать вашу прессу, но я в любом случае фильтрую ту информацию, которую получаю. Когда же оказываюсь в России, мне нужно иногда просто пройтись по улицам, посмотреть на лица.

— Название спектакля, который привезли в БДТ, переводится как «Истина». Как оно появилось?

— Это тема, к которой мы возвращались в течение многих лет. Такая квинтэссенция разговоров с разными театральными деятелями и в труппе. Как представить жизнь на сцене? Каким образом сделать ее правдоподобной? Реальность, которую мы знаем, не похожа на то, что она есть. Это не только мои слова. Так Чехов говорил. Иногда необходимо рассказывать про мечты или про что-то несуществующее, чтобы приблизиться к реальности. Настоящая кровь не будет выглядеть подлинной на сцене. Это вопросы, которые, наверное, задает себе каждый театр, но ответы у всех разные.

Сальвадор Дали (ему посвящена постановка — Прим. Ред.) — сюрреалист. И, может быть, в этом спектакле он и помогает приблизиться к теме правды. Наложение разных образов или идей создает язык намеков, непрямых разговоров. Истина, на мой взгляд, — тоже язык намеков.

Я родился и вырос в семье фотографов, где говорили: «Ну, вот эта фотография не совсем правдоподобна». Но в этом же не вся правда. Изображение на фото — лишь одно мгновение. Фотография работает, когда определенным образом представлена. Так и в театре.

— Для своих спектаклей вы никогда не используете литературные или драматургические тексты, скажем, Шекспира, Мольера, Пиранделло. Вместо этого материалом становятся ваши сны, мечты, воспоминания. Почему?

— Я ведь делаю то же самое, что и те, чьи имена вы назвали. Только, вероятно, не в том масштабе. Традиция воплощать на сцене кем-то написанные тексты существует с античных времен, но, если посмотреть на историю театра, можно увидеть, что были люди, которые сами сочиняли драмы и сами же переносили их на подмостки. Мольер действовал именно так.

Только так можно двигаться и развиваться, и делать театральную палитру богаче. И потом, мой собственный взгляд, вероятно, не столь предосудителен: я же пишу о глупостях, пустяках, и, по крайней мере, не разрушаю текст, написанный другими.

Справка:

Даниэле Финци Паска родился в Швейцарии в 1964 году. В 1983-м уехал в Индию, где участвовал в волонтерской программе помощи неизлечимо больным людям. По возвращении стал одним из основателей Театра Сунил, в постановках которого сочетаются актерская игра, клоунада и танец. Сейчас театр преобразован в компанию Finzi Pasca Company.

За отказ пойти в армию Финци Паска был осужден на короткий тюремный срок. В заключении родилась идея монопьесы «Икар». За 20 лет спектакль был исполнен на шести языках 700 раз. Паска создавал постановки для Цирка Элуаз и Cirque du Soleil, Мариинского театра. В 2006 и 2014 годах ставил церемонии закрытия Олимпийских игр (Турин, Сочи) и церемонию открытия Паралимпиады (Сочи). C 13 по 21 января 2018 года режиссер демонстрирует в петербургском БДТ имени Товстоногова шоу La Verita, посвященное Сальвадору Дали.

Наталия Эфендиева, специально для «Фонтанки.ру»

Читайте также:

Постановщик Cirque du Soleil рассказал о сюрпризе для российских зрителей

Какие театральные премьеры не пропустить в 2018-м: гид «Фонтанки»